«Неутомимый, он работал до последних дней», — отмечается в официальном заявлении. О том, как эта неутомимость позволила дизайнеру переопределить само понятие моды, создать империю и войти в список Forbes, вспоминает Николай Усков
Джорджо Армани — родоначальник современной моды. Он пришел в индустрию после главных катаклизмов XX века: двух мировых войн, многочисленных диктатур, крушения колониализма, либеральных протестов 1968 года, сотрясавших Европу от Парижа до Праги. Ему выпало жить в относительно благополучную эпоху победного шествия среднего класса.
Именно лавинообразный рост потребления превратил модельера в одного из самых богатых людей планеты — результат, который до него было бы трудно представить в этом ремесле. $12,1 млрд — такова оценка его состояния Forbes на сегодняшний день. Понимая, что мода — нечто преходящее и суетливое, Армани всегда был про стиль. Этот фокус позволил ему первым выйти за пределы дизайна одежды. Стиль — это все, включая книги, которые лежат у вас на кофейном столике, сам столик и половые доски, на котором он стоит. Кафе, рестораны, гостиницы, шоколад, косметика, парфюмы, виллы, яхты, мебель, самолеты — он смело захватывал все, создавая новаторские прецеденты в самых разных бытовых мирах, которым потом будут подражать остальные.
Люди, для которых работал Армани, мечтали не о сотрясении основ сущего, не о классовой войне или былой славе империй, а о личном успехе, выраженном в красоте, стиле и богатстве. Потом для этого поколения придумают имена вроде «бумеров» или «яппи» — хищных, эгоистичных, уверенных в себе прагматиков. На самом деле это были люди, которые просто разочаровались в «больших» идеях и хотели жить для себя. Растущие доходы, по крайней мере на Западе, позволяли этим мечтам сбыться. Армани довольно быстро, уже в 1970–1980 годах, нашел свою формулу успеха и почти никогда не отступал от нее. Его стиль — сочетание несочетаемого: свобода и строгость, секс и сдержанность, глобализм и европейский аристократизм. За что бы он ни брался, он всегда был про простоту линий и высочайшее качество — будь то вечернее платье, флакон духов, диван или лампа.
Многим критикам стиль Армани иногда казался скучным и однообразным. Возможно. Но это было всегда невероятно красиво, как красив был сам Армани, словно время было не властно не только над его миром, но и над его телом. Последний раз я видел его бредущим к своему дому в миланской Брере. Он был все так же поджар, пожалуй, немного медлителен — это было пару лет назад. Я почему-то особенно запомнил его кроссовки на массивных белых платформах. Седой, как всегда загорелый, с ослепительно голубыми и по-прежнему острыми глазами Армани ничего не упускал и тогда. Едва ли он помнил меня отчетливо, хотя мы встречались почти регулярно много лет подряд. Но он виделся с десятками редакторов со всего мира. И, кстати, был со всеми всегда очень учтив и внимателен так, как будто твое дежурное splendido и meraviglioso (итал. великолепно, чудесно. — Forbes) были развернутыми содержательными рецензиями. В этот раз все повторилось. У нас был small talk на моем не очень разнообразном итальянском — Армани почти не говорил по-английски, впрочем, мой итальянский был немногим лучше. Весь разговор был про планы, про коллекции, проекты. Попрощавшись и наблюдая, как он входит во внутренний двор своего палаццо, почтительно приветствуемый охраной, я подумал, что, наверное, так и надо жить, если, конечно, доведется достичь таких лет. Идти из офиса домой пешком в кроссовках на толстой белой подошве, по дороге рекламировать свой бизнес случайному прохожему редактору из далекой страны и в финале улыбнуться так, чтобы эту улыбку я уже никогда не смог забыть.
